Африканское население.

Африканское население лишено элементарных прав, жестоко притесняется и эксплуатируется.

Расовой дискриминации в США подвергается свыше 40 млн. негритянского и другого «цветного» населения еврейское счастье. Во многих американских городах негры живут в гетто — строго определенных жилых районах. Уровень жизни половины негритянских семей ниже официального «уровня нищеты»; безработных и занятых на низкооплачиваемой работе негров в несколько раз больше, чем белых. 47% негритянских юношей и девушек в США не умеют читать и писать. Доход средней негритянской семьи на 40% ниже, чем доход средней белой семьи.

Еще хуже положение коренного населения США — индейцев. В резервациях (отведенных для насильственного заселения территориях), где они проживают, царят постоянная безработица, голод, нищета.

Различают высшие органы.

Более половины депутатов Верховного Совета СССР — рабочие и колхозники, непосредственно занятые на производстве. Почти все другие депутаты — руководители предприятий, работники партийных и государственных органов, ученые, учителя, врачи, военнослужащие — были рабочими или колхозниками или вышли из их семей. Органы государственной власти. Органами государственной власти в СССР являются Советы народных депутатов. Они старший офицер обеспечивают участие граждан в управлении делами общества и государства.
Различают высшие органы государственной власти — Верховные Советы (они избираются на 5 лет) и местные органы государственной власти — местные Советы (избираются на 2,5 года).
Советы народных депутатов непосредственно и через создаваемые ими органы руководят всеми отраслями государственного, хозяйственного и социально-культурного строительства, принимают решения, обеспечивают их исполнение, контролируют выполнение принятых решений.

Еврейское счастье.

Важнейшие вопросы жизни рассматриваются и решаются на сессиях Советов, т. е. собраниях депутатов.
— Глядите, адмирал-то один на юте остался, — вдруг проговорил кто-то из матросов.
Семен взглянул на ют. Там стояла одинокая еврейское счастье сутулая фигура в черном сюртуке. Адмирал обвел глазами мачты, всю палубу, видимо проверяя, не остался ли кто-нибудь там, потом опять перевел взгляд на пароход и почесал себе бровь.
— Потопнем, Сенька, ой, потопнем! — просипел на ухо Семену Игнаша. Бледный, с расширенными от ужаса глазами, он стоял, опустив вдоль тела красные от толченого кирпича руки. На помертвевшем лице виднелись те же кирпичные пятна.
— Не трожь! Уйди, — сказал Семен.—Вишь, адмирал-то не боится дневник дилетанта.
Нос парохода, с высоко поднятым бушпритом, косо надвигался, как всем казалось, прямо на ют. Тяжелый дым, мешаясь с туманом, затянул все кругом свинцовой пеленой. Все стало бледным, сумеречным, как во время затмения солнца.
— Ну к чему это он! Ну зачем? — вслух бормотал старший офицер, чувствуя, как растет в нем мучительная душная досада на адмирала. Нахимов продолжал стоять на месте в своей сдвинутой на затылок фуражке, из-под которой виднелись мягкие редкие пряди белокурых волос.
На пароходе все-таки, видимо, тоже успели переложить руль. Нос его надвигался теперь не прямо, а под углом. Он приблизился уже настолько, что были ясно видны рога якорей и опустевший бак.
— Павел Степаныч! — не выдержал старший офицер.
Треск дерева и шипенье работавшей задним ходом машины, хлопки рвущихся снастей и скрежет железа заглушили его голос. Пароход врезался в корабль около грот-русленей. Затрещал утлегарь, половина грот-вант замотались, точно порванные вихрем. Упавшим блоком Семена ударило в плечо.

Был и диван.

Лучше дуплетом, — советовал моряк, оценивая положение.
— Нет, я попробую в угол,— возразил, слегка прикусывая губу, адъютант. Щурясь и прицеливаясь кием в костяной блестящий шар, он делал быстрые, ловкие движения, похожие на те, какие делает скрипач, пробуя смычком струны, вот он и есть эпистолярный жанр этот.
По стенам комнаты стояли высокие диваны, взбираться на которые приходилось по ступенькам. Отсюда перед любителем как на ладошке расстилалось зеленое поле биллиарда. Был и диван для сибаритов, такой же высокий, крытый синим бархатом, на котором врастяжку могли лежать сразу человек семь.
Там и лежал, громко посасывая трубку дневник обычного человека и надувая и без того тугие щеки капитан Кутров. Подперев голову толстой ладонью, он медленно почесывал в затылке.
— А ловко этот сочинитель круазе делает, — заметил он своему соседу, бледному человеку в расстегнутом мундире.
— Почему вы считаете его сочинителем?
— А все штабные — сочинители, бумаги сочиняют.
— Так ведь не стихи же.
— Все равно. Что такое стихи? Измышление. А канцелярская бумага? Тоже чистое измышление. Еще неизвестно, где больше воображения требуется.
— Говорят, этот офицерик из Петербурга прислан, — с затаенной неприязнью к жителям столицы сказал сосед капитана Кутрова.
Но капитан никогда не скрывал неприязни и был неспособен говорить обиняками.
— Да, шельмец большой, должно быть, — отвечал он, не задумываясь.
Суждения капитана Кутрова всегда были быстры и изменениям не подлежали. Штабного офицера он видел первый раз, но ни минуту не усомнился в безошибочности своего определения.

В доме.

Если в странах капитала и предпринимаются какие-либо меры в интересах народных масс (например, в области пенсионного обеспечения), то они являются вынужденными уступками ядро капиталистов, результатом упорной борьбы трудящихся за свои права.
Мужики со всей округи на нее работали! — Он бросил вещи у лестницы и вернулся на крыльцо, где все еще стоял Роберт, охватывая жадным взглядом все вокруг. — Вот не знаю только, надо ли мне благодарить судьбу, что она твоя сестра, а не моя, — вполголоса бросил он Роберту, проходя мимо. — Для меня она слишком умна! Мне по сердцу более легкомысленные, старик, — ну, ты понимаешь? Если им и дал Бог мозги, то в другом месте, так я полагаю.
— Роберт!
Голос Джоан доносился из глубины дома. Роберт вздохнул полной грудью и в этот момент почувствовал в своей руке ладошку Клер. Его охватило волнение. Спрыгнув с крыльца, он схватил жену на руки, поднял и весело перенес через порог.
— Добро пожаловать в первый в нашей жизни дом, дорогая! — не переводя дыхание, произнес он. — Добро пожаловать в дом!
В доме на каждом шагу их ждали сюрпризы.
— Наш старый обеденный стол... и стулья — все, все! — восклицал Роберт с неподдельным восторгом, остановившись в дверях большой передней, выходящей окнами на простирающийся впереди мыс. В возбуждении он шагнул из холла в комнату. — Папин кабинет! Совсем такой, как был! И все его книги! — В эркере стоял старинный письменный стол, на нем несколько старых семейных фотографий, допотопная пишущая машинка, впрочем, вполне в рабочем "состоянии; пачка свежей бумаги, карандаши и ручки, все под рукой. Подле них лежали Библия и Псалтырь.
— Теперь это твой кабинет, Роберт.
Он не расслышал, как Джоан подошла и стала у него за спиной.

Статно-ребяческая комичная фигура.

Да, да, от вида и манер этого человека у Леи едва приметно вздрагивали уголки рта. На его склоненной голове светилась плешь, как венцом обрамленная темными, седеющими волосами, возле ушей и на затылке еще сохранившими прежнюю холеную густоту. Когда гость выпрямился, Лея заметила, что он довольно высок и хорошо одет: однобортный пиджак из тонкой темно-серой шерсти приговор, расстегнутый так, что виден жилет, мягкий воротник рубашки и светло-серый шелковый галстук, заколотый жемчужной булавкой.
И все же в облике этого человека было что-то комичное, противоречившее его величавой осанке и солидной элегантности. Но не лысина и курчавые остатки шевелюры создавали это комическое впечатление.
Статно-ребяческая комичная фигура стала расплываться перед глазами Леи. Белый стол, белый стул, на котором он сидел, закружились стремительно, как чертово колесо. Ах, если бы этим вихрем его унесло отсюда, с террасы, во вселенную, в ничто... Она чувствовала на своих висках прохладную руку сестры Клементин и нюхала что-то зеленое, остро пахнущее, ментол или злобу, собственную злобу... Зачем, сестра Клементия, ты поднесла к моим губам эту чашу, зачем вытравила во мне образ моего отца!.. И на его место подсунула образ этого человека! Я не хочу, не могу больше смотреть на него...
Лея со стоном закрыла лицо руками.
— Я знаю,— донесся до нее прерывающийся голос, исходивший из круглого, как у карпа, рта,— знаю, что не имею права называть вас своим дитятей, я не так самонадеян...

Госпиталь.

Отраслями советского права являются конституционное (государственное) право, административное право, трудовое законодательство.
С последней партией раненых в госпиталь привезли маленького бойца. Ранение у него было тяжелое, такова здесь мораль. Осколок разорвал бок, чудом не задев кишечник. Измученный болью и дорогой, боец с трудом тихо отвечал на вопросы, какие обычно задавались при приеме. Только на один вопрос — о военной специальности — ответил неожиданно громко и четко:
— Личный связной комбата.
Сестра, заполнявшая карточку, пожала плечами:
— Что-то не слыхала я о такой специальности.
— Многого вы еще не слыхали, — с горечью сказал боец и отвернулся.
Когда, после перевязки, обмытого и переодетого, его привезли в палату, Надя Воробьева даже удивилась, до чего он мал. По истории болезни — восемнадцать, а на вид больше шестнадцати не дашь. Сама немногословная, Надя не любила болтливых раненых, но этот был уж слишком молчалив.
Обычно, попадая в госпиталь с передовой, несмотря на страдания, раненые испытывали чувство огромного физического облегчения, наслаждаясь покоем, чистым бельем, сном, уходом — всем, чего они были лишены на фронте. Надя знала это чувство по себе. А Вася Маленький — так с первого дня прозвали его в палате, — словно не замечая всех этих благ, лежал напряженный, настороженный, как будто готовый в любую минуту встать и уйти. Он уже знал, что лежать ему придется долго.

Купив билет.

Отрасли советского права. Отношения в обществе разнообразны (многие из них возникают, например, в процессе труда, в семье, в сфере ведь глава семьи всегда прав деятельности государственных органов, в связи с использованием земли и т. д.).
Поэтому различны и регулирующие их правовые нормы. Вспомните ваше посещение стадиона. Купив билет, вы вступили в гражданские отношения с учреждением (стадионом). Но представьте такую ситуацию: какой-то гражданин в нетрезвом виде стал приставать на стадионе к зрителям, драться; появилась милиция, и дебошир был наказан.
О законе Ома ей только что говорил председатель, когда втолковывал, почему придется поставить мастерами механической дойки (слова-то какие!) именно Володку Пестуна и Катьку, а остальных четырнадцать доярок, что без нужного образования, направить скотниками или же в полеводство.
Степановну Анатолий Иванович тоже прочил в скотники — все-таки останется на ферме, при коровах, так сказать, в родной обстановке.
— Как на это предложение смотришь? — Он нацелил на нее свои большие сторожкие уши.
Как она смотрит?.. Глаша зажмурилась и увидела себя со стороны, представила, как не она, а кто-то другой — да что другой! — Володька Пестун, хвастун и бабник, доит ее коров, ее Белянку, Звездочку, Белое пятно, которых она выходила, вырастила, отдала кусок своей жизни; как он грызет семечки и лениво сплевывает шелуху под ноги, — представила все это на минуту и ахнула, крикнула в душе от резанувшей боли. Да неужто ж тут техника, а не сердце главное! Ну, умеет копаться в машинах Володька, ничего не скажешь супротив, наверно, любую починит, но разве сможет он так, как она, Глашка Сахнова, подойти к животному, сказать ласковое слово, почесать между рогами, разве сдернет он со стола скатерть и помчится сломя голову в ночь, услышав горячий стук в окошко: «Твоя Ржанка телится!»? Да что говорить...
— Нет, уж лучше на коноплю пойду, — угрюмо вымолвила тогда Глаша.