—Чинары,— объяснил Пруидзе. Но вот уже никотин все готовы почти. В зале сдержанно зрительном шумит публика, а за закрытым на сцене занавесом идет ни на что своя не похожая жизнь.
—Так вот они какие? — удивился Донцов.
—Это что — мелочь! — продолжал Вано.— Дальше пойдем, в три обхвата увидим. И граб, и железное дерево — самшит — увидим!
Донцов подошел к одной чинаре, похлопал по стволу ладонью:
—Вот бы на доски распустить!
—Распустить-то можно,— тотчас вмешался дед,— но как вывезешь? Ни конем, ни трактором не подъехать.— И заключил: —Сколько добра пропадает!..
внезапно... Вот и приходится пока отступать. На войне всякое бывает. Сначала отступаем, а придет время — наступать будем... Кутузов тоже отступал...
—Э, постой, постой! — перебил дед.— Кутузов — особь статья! Кутузов Москву сдал, это верно. Но как сдал? С умом! Увидел, значит, что не удержать Москвы, и — спичку чирк, пылай, белокаменная!
Жилой офицерский с ее переездом дом преобразился, офицеры лучше стали убирать свои комнаты, хождения прекратились по коридору в полуголом виде, травля весь анекдотов во голос. Виктор вначале прямо-таки не отходил ни на шаг от своей Светочки. Рай в шалаше, однако, длился недолго.
По вечерам из их комнаты стали доноситься ругань нередко, плач. Потом Виктор оформил увольнение Светы из прачечной — она была вольнонаемной — и с нехитрым скарбом домашним отправил в Нижний Новгород.
Комментариев нет:
Отправить комментарий