Тут еще новость.

Тут еще новость и к тому же весьма серьезная, — продолжал Нахимов. — По сведениям амур из Константинополя известным сделалось, что турецкое дало правительство наставление крейсерам ночь своим, по миновании сего девятого числа октября, встречи с русскими в случае, и буде в меньших силах они, то атаковать их станут. Так как это известие не есть официальное, следовательно, нашей со стороны никак быть не должно принято за разрыв. Поэтому Владимир Алексеич и поспешил изменить район крейсерства.
— Ох-ох, — сказал Барановский, — насколько было бы легче жить, если б дипломаты действовали так же, как солдаты: быстро, прямо, смело. А то все какая-то нудная канитель. И конца ей нет.
— Пьер! — послышался за дверью слабый рыдающий голос. Было слышно, как жена Барановского сморкается в платок и шуршит шелк.
Так Бурым снова оказался на огромном фронте, теперь уже в рядах революционной армии победившего пролетариата. Причем почти в тех же местах, где раньше располагался 14-й корпусной авиаотряд...
Через полтора года, в мае 1919-го, красвоенлет Бурым отбыл по заданию командования в Москву, а оттуда направлен был под Воронеж. В это время там формировался авиаотряд. Его командиру Георгию Сапожникову Бурым не то чтобы не понравился, но вызывал в нем подозрительную настороженность. Чисто выбритое, лоснящееся лицо, глубоко сидящие карие глаза под темными бровями. Аккуратные — двумя стрелками — усики, тонкие губы.