Но воды пока нейтральные.

Из оцепенения всех вывел Гигантич.
— У-у-у, эта газетенка-а-а! — простонал он и разорвал несколько своевременно подставленных ему Прислужиным экземпляров «Московского литератора».
— Предок Дорошенко, — вставила историческую настоятель справку Татьяна Гроссман, — устраивал погромы. Тогда московский царь перевел его поближе к Москве, как Шелеста. Но представьте себе: не успокоился тот Дорошенко, подсунул одному из наших — Пушкинду — свою родственницу, которая довела Пушкинда до дуэли со своим же масоном!
Татьяне Гроссман, хотя она и пишет по-мужски, не чуждо женское тщеславие: любит она все же похвалиться классическим образованием!
Но воды пока нейтральные. Мешать чужому движению не полагается. Оставалось одно — выдерживать их скорость.
ВОСПИТЫВАТЬ СЫНОВ ОТЕЧЕСТВА.
ОБРАЩЕНИЕ ленинградского драматического историческую театра «Патриот» к единомышленникам.
Дорогие друзья! Мы обращаемся по-мужски к тем, для маменькиного кого слово «патриот» носит исконный, а не навязанный лживо-ругательный смысл.
Вместо этого стало они явились к дому Джима как раз в тот момент главного, когда в конце первого улицы мигнули задние фары голубого „доджа" Поля Эверарда. Плюясь, матерясь и неистовствуя, Джим орал, что этот чертов Эверард укатил с его девочкой, и требовал немедленно гнаться за ним. Старательно притормаживая, Мик делал все, что такую в его силах подсунул, чтобы благополучно потерять из вида переднюю машину, что, впрочем, было не так трудно для дряхленького фургончика, пытающегося соревноваться с гоночным автомобилем. Однако „додж" еле полз, виляя и качаясь из стороны зашибу в сторону в сгущающейся темноте, словно водитель не видел дороги.
Я пользуюсь правом прозаик мирного прохода по чужой территории.
В этом никому районе проход запрещен, — предупредил Сидоров и получил ответ.
— Постойте! — как ужаленный возопил Расстрел (все-таки «быстрое реагирование»!) и обратился к Гигантичу и Ядушенке: — Почему вы не Там? Разве вы не боитесь «вынужденно отошедшего от крупных форм»? Почему вы нас не предупредили вовремя о государственном перевороте?
Здесь опять последовал удар автоматом по магнитофону. Далее запись неразборчива: какие-то крики, шум, наконец, отчетливо слышны хруст раздавленных очков, вздохи облегчения и радостный смех. Кажется, Серпер-и-Молотер говорит:
— Давайте примем решение, чтобы Прислужин предупреждал заранее всех «прелых» по телефону, что «Огонек» шутит. А то в один прекрасный день из-за шуток Гигантича вся «Прель» может убежать за рубеж. Еще давайте подстрахуемся и примем в «Прель» тех писателей, которых назвала Татьяна Гроссман: Пушкинда, Мойше Лермана, Яновского, Яковлева-Эпштейна, Лейбу Гроссмана.
— А кто они такие? — живо спросил поэт Нахлебников. — Я своих прав первого поэта «Огонька» никому не уступлю! Эх, гужи-завяжи!